Деев высаживает меня во внутреннем дворе здания Государственного подшипникового завода номер два, говорит примирительно:
— Ты там не тяни, Петров. Начальство ждет.
Я знаю, что ждет. Начальство всегда сидит в мягком кресле и только и делает, что ждет. Переживает, чтобы с рапортом не опоздать к Высшему, которому, в свою очередь, не терпится отрапортовать Верховному. Высшее звонит Начальству: «Ну как там твои орлы, мать-и-мать? Смотри у меня!» Начальство смотрит у Высшего и звонит орлам: «Ну что вы там копаетесь, олухи, мать-и-мать!» И каждый из них мечтает стать Верховным. Чтобы просто сидеть и наслаждаться ожиданием.
Смотрю на Деева долгое мгновение, хочется воткнуть ему в душу что-то язвительное, чтобы вспоминал сегодня перед сном, но злость неожиданно уходит.
— Сделаем, — говорю без выражения и хлопаю дверцей.
Иду, глядя себе под ноги, в подъезд. И хотя охранник знает меня не первый год, процедура обязательна — магнитная карточка пропуска к турникету, дежурная фраза из двух слов:
— Добрый день!
Приветствие охраннику — не дань вежливости. Говорить хоть что-нибудь обязательно. Анализатор голоса проверяет меня. И если в один прекрасный день мое приветствие не попадет в привычный спектр, этажом выше меня встретят крепкие ребята из службы безопасности.
Мой отдел на втором этаже здания завода, однако работа моя к подшипникам никак не относится. Я — технический эксперт Комитета государственной безопасности СССР. Помещение в конторе завода занято исключительно из соображений строжайшей секретности моей работы. Некоторое время отдел состоял из меня одного. Однако мне придали недавно одного белобрысого краснодипломника, Степана Голумбиевского. Молодого амбициозного ученого с перманентной трехдневной небритостью, считающего, что именно так и должен выглядеть современный советский интеллигент. Как при этом его щетина остается в трехдневном диапазоне — для меня загадка. Может быть, он и бреется каждое утро, но стоит слишком далеко от бритвы?
Охранник на лестничной площадке второго этажа провожает меня прищуренным взглядом. Видимо, мой голос не изменился, и анализатор выдал мне «зеленый свет».
Магнитная карта к считывателю, щелчок электрозамка.
— Приветствую вас, коллега! — приподнимается в кресле белобрысый тип в таких же, как у меня, роговых очках и в белом лабораторном халате.
Хотя носить халат на службе необязательно, нашему отделу спецодежду не выдают, но краснодипломник считает, что именно так необходимо выглядеть в рабочее время. У него множество странных убеждений и комплексов. Бутерброд он обкусывает с обеих сторон, как он утверждает, для баланса и эстетики. Читает только классическую литературу и речи товарища Сталина, остальное напечатанное на бумаге именует пренебрежительно макулатурой. Еженедельно по выходным посещает кинотеатр вечерними сеансами, просматривая новинки проката, и по понедельникам доводит меня до головной боли критическими заметками о современных картинах и упадке реализма в киноискусстве.
— Держи, — передаю ему ноутбук.
Голумбиевский молниеносно подключает кабели, трещит кнопками клавиатуры.
Некоторое время слежу за его манипуляциями и, убедившись, что данные в умелых руках, опускаюсь в свое кресло. Толкаю мышку, чтобы оживить компьютер. Вспышка дисплеев. Привстаю, щелкаю кнопкой чайника. Закуриваю.
Корвет. Зачем мне нужно увидеть ее еще раз — не знаю. Никогда не будет между нами ничего общего. Это не уныние, не депрессия и не заниженная самооценка. Трезвая и голая, как куры в магазине, правда. Прекрасная леди в последней модели «Лады» и засекреченный технарь в пропахшем табаком старом свитере. Но мысли круг за кругом возвращаются к ней. И пока они щекочут теплыми волнами душу, я иду на должностное преступление.
Ломаю базу данных КГБ СССР.
Сканирую данные по слову «Корвет», непроизвольно постукивая от нетерпения сигаретой по краю пепельницы. Безрезультатно. Агента с таким кодовым обозначением не существует. Меняю параметры сканирования. Результат тот же. Есть Фрегат — лысоватый, сутулый бухгалтер, нелегал в Австрийском оккупационном секторе, работает на фирму «Альштенауф», поставлявшую медицинскую вату Бундесверу. На «Фрегате» военно-морская тематика в кодовых обозначениях агентов заканчивается. Начинаю просмотр личных дел женщин, но в скором времени понимаю бесполезность этого занятия — придется просмотреть несколько тысяч фотографий. Единственное, что нас связывает с Корветом, — общая операция по скачиванию данных из компьютера Объекта с внутренним кодом три-ноль.
На папке с документацией операции моргает предупреждающе баннер: «Совершенно секретно.
Доступ закрыт». Оглядываюсь на трещащего клавиатурой краснодипломника. Сколько раз я ему бил по рукам за одни мысли о подобном…
Ломаю пароль.
Цель операции: получение данных из личного компьютера некоего Ахмета Саидова, третьего советника консульства Европейского Имамата. Место проведения: Москва, проспект Победы, дом 23. Дальше, дальше…
Выполняется силами подразделения «Д», руководитель — подполковник Деев. Привлекается эксперт отдела «К». Это я. Дальше…
Есть. Прикомандирован агент СМЕРШа. На время операции присвоено кодовое обозначение Корвет. Отдельный радиоканал, сопровождение. Больше ничего.
Закрыл файл. Вышел из базы, подчистил за собой. Смял сигарету в пепельнице. Вот так. Мисс Очарование сегодняшнего дня служит в СМЕРШе. Волкодав в юбке. Вернее — в платьице и голубеньких туфельках на каблучках-шпильках.
Наполнил кружку. Утопил в кипятке пакетик чая. Можно, конечно, сломать и доступные сетевые ресурсы СМЕРШа. Но совершенно бессмысленно. У нас она была Корветом, в родной службе может быть Куколкой. Отсканировать личные дела… Зачем? Только чтобы знать, что зовут ее Тамарой Васильевной или Маргаритой Павловной, что у нее красавец муж и двое очаровательных малышей? Или я надеюсь найти в ее личном деле запись, сделанную быстрым, дрожащим от возбуждения почерком: «Ищу тридцатилетнего эксперта информационной безопасности, непривлекательного, с угрюмым крупным носом и массой вредных привычек. Главное — чтобы чаще курил и любил «Жигулевское». Где ты, мой зайчик, я жду»?
Возвращаюсь в кресло, уныло гляжу в дисплеи. Жизнь такая нудная вещь. Каждый день одно и то же. Тот же идиот в зеркале смотрит на тебя, приглядываясь — ну, что же, ты уже стал самым-самым? Поймал жар-птицу? Он только стареет. И ждет ответа…
А может — просто весна? Просто сосет под сердцем червячок при виде обнимающихся счастливых пар и в воздухе пьяное желание… Может быть, не так уж она хороша…
Закрываю глаза. И я вновь в тесной коробке «Рафика». И вновь — грациозное движение тонких пальцев, убирающих паутинку льняной пряди. Волнующе опускается на красный гранит ступени тонкий голубой каблучок…