08 апреля 1943 года. Деревня Яковлево, севернее Белгорода.

- Товарищи офицеры!

Группа “К”, плотный, лет тридцати капитан Козырь с пшеничными усами, кудрявый чернобровый старший лейтенант Цыганков и тонкий, словно девушка, лейтенант Беляев с нервным узким лицом, поднялись навстречу вошедшему в блиндаж высокому мужчине в серой, комсоставовской шинели без знаков различия.

Козырь сразу отметил про себя гладкость бритья вошедшего и видимую, даже в свете коптилки из снарядной гильзы, рыхлость его кожи – не часто, видать, бывает на солнце и на ветру. Да и бреется не сам. По всему – глубоко штабной, московский, фронта не знающий. Орать будет, да ножками топать.

 Цыганкова впечатлила шинель – до войны ещё, в курсантах, он видел такую на одном заезжем генерале. Вроде бы и шинель, как шинель, тот же крой и та же серость, но благородила её едва различимая разница – пепельный оттенок ворса, будто кончики нитей поседели благородно. И старлей понял – перед ним служака старый, ещё из тех времён, что давно поблёкли где-то в воспоминаниях жаркими июньскими ночами выпуска сорок первого. Ночами с двумя малиновыми непотертыми кубарями в петлицах и жаждой близкого горячего счастья, шипения репродуктора, тонких пальчиков девушки на его плечах и задыхающегося “ах, эти черные глаза, меня пленили”...

Беляев же уловил едва слышный, терпкий аромат, вошедший с мужчиной в шинели. Знакомый и позабытый. Едва он попытался вспомнить, что за волнующий запах это был, как перед глазами сама собой, будто старый снимок, возникла картинка яркого летнего дня, открытое окно блещет солнцем, слепит, гремит под окном трамвай, а у зеркала, с полотенцем на плече отец. Он открывает белый флакончик, снимая темную шапочку-крышку, плещет в ладони желтоватую жидкость и шлепает себя по щекам, улыбаясь в зеркало сыну: “Russisch Leder, mein Sohn”.

Вошедший в свою очередь быстро оглядел группу быстрым острым взглядом, кивнул, ни к кому персонально не обращаясь, и присел за стол, как был в шинели, из чего офицеры поняли – разговор долгим не будет.

- Присаживайтесь, - скомандовал начальник разведки армии полковник Родимцев, глянул на гостя настороженно, стоит ли командовать в его присутствии, в волнении провел ладонью по сверкающей лысине.

Группа опустилась на стулья, выпрямились скованно – смущение Родимцева передалось всем.

- Представляться я не буду, - начал гость глухим голосом, - необходимости в этом нет.

Козырь удовлетворённо отметил про себя, что перед ним старый разведчик-профессионал – артикуляция его была нечитабельна, будто он и не разговаривал, а только конфетку пожевывал, при этом говорил ясно, четко выдавая глухие звуки, что без долгой тренировки с такими вот скованными губами не каждому дается.

- Моя задача – донести до вас, товарищи офицеры, озабоченность Ставки и лично командующего важностью предстоящей вам задачи.