Глава 1.

- Ну, что там у тебя, лейтенант?

- Товарищ подполковник, бригада без хлеба третьи сутки. У меня три машины забиты продовольствием, вон, поглядите, - сделал неопределенный жест в сторону окна. – И – никак…

- Не понял тебя, лейтенант? - сипло произнес лысеющий подполковник, чисто выбритый, в мятой полевой форме и лицо его странным образом тоже казалось измятым, оплывшим, в складках почерневшей на солнце кожи, с молочно белым лбом, таинственно светящемся в полутьме комнаты  – “военный загар”.

- Помогите, товарищ подполковник. Третьи сутки все-таки ребята там… А у меня – и хлеб, и тушенка, и сухофрукты. Сижу на мешках, как…

- Тебе от меня чего надо-то? -  сморщился тот, как от зубной боли.

- К ним не пробраться, говорят – окружены, - лейтенант приблизился к столу, опустил плечи, словно готовился к наказанию. – Может, поможете как-нибудь…

- Ты что – сбрендил, лейтенант? – от души гаркнул подполковник. – Это же фронтовая авиация ты понимаешь? -  глянул в пустые глаза лейтенанта, добавил с нажимом. -  Фрон-то-вая, пойми, чума…

- Пару “вертушек” бы, а? Да и одной хватит, товарищ подполковник… на первый раз…

- Что ж я боевой вертолет загружу твоим компотом, мать твою так?

- Товарищ подполковник…

- Может, из бомбовых  люков тушенку метать прикажешь, а?

- Третьи сутки…

- А н-ну, пшел отсюдова, - сипло, с натугой.

- Товарищ подполковник…

- Пошел на, – и кулаком по столу, и дутый тонкостенный графин – вдребезги.

Лейтенант вылетел на улицу, как пробка из бутылки, остановился, выдернул из кармана мятую пачку сигарет. И порадовался себе тайно, что так всё вышло.

- Что, Серега – никак? – повернулся, прищурился  сидящий на ступеньках невысокого крыльца прапорщик.

Покачал головой, закурил, жадно втягивая дым. Прапорщик кивнул, словно именно на такой ответ и рассчитывал:

- И чего дальше, а?

- Хрен его знает…

- Он-то знает, - прапорщик задумчиво потрогал промежность. – Только не скажет.

- Лейтенант! – окрик из прохлады коридора.

- Я! – швырнул в сторону сигарету, вернулся в кабинет. – Прибыл, товарищ подполковник…

- Слушай, лейтенант, помочь я тебе не смогу. И не из врожденной вредности, как ты, наверное, подумал. Собьют машину, как пить дать собьют – там каждый метр пристрелян, не первые сутки сидят. Карта с собой?

- Так точно.

- Давай сюда, - подполковник расстелил лист на столе. – Отмечай, - ткнул корявым пальцем в зелено-коричневые разводы, - здесь твоя бригада. Вряд ли куда со вчерашнего дня делись… Отметил? Дальше, - палец двинулся, оставляя на листе прочерченную ногтем канавку, - здесь – “чичики”, проверено. Здесь – тоже. И – здесь. А вот туточки, - ноготь вонзился с мякоть бумаги – пусто, лейтенант. Километров десять, не дай Бог соврать. Здесь твою бригаду спокойно вывести можно, если приказ будет, понял?

Блеклые, почти прозрачные глаза подполковника испытующе уставились на лейтенанта.

- Понял, - медленно произнес.

- Ни хрена ты не понял, лейтенант. Какое училище заканчивал?

- Вольское училище тыла.

- А- а, - неопределенно протянул тот. – Как  там у вас говорят-то: ” Лучше сидеть на жестком ящике с тушенкой, чем в мягком кресле истребителя?” Так вроде?

- Ну, говорили такое…

- Вот и я о том же, - неожиданно опечалился подполковник, тряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху. - Значит так, лейтенант. Если не передумал еще своих бойцов кормить – жми в двести пятую бригаду, это по пути тебе будет. Падай в ноги, задницу свою предлагай, но прикрытие выпроси. Пару “бэтэров“ на твои три машины – за глаза хватит, и дуй по этому коридорчику, - резанул ребром ладони мягкую поверхность карты. – Все, что могу посоветовать тебе, лейтенант. Хотя, конечно, на ящике с тушенкой спокойнее, а?

- Только скучно, - угадал он смысл вопроса.

- Вот и добре, - подполковник поднялся, подал через стол руку. – Удачи, лейтенант.

Вышел на крыльцо и прищурился яркому сиянию дня. Теплый летний день, мягкий ветерок. Зажмуришься, и кажется рядом - приглушенные голоса, плеск волжской волны, пиво в пластмассовой канистрочке, прикрытое от солнца махровым полотенцем. И жутко захотелось туда – на зернистый песок, лечь, опустив ноги в полосу прибоя, и ни о чем не думать, не шевелиться.

“Не поеду я никуда“, – сказал себе успокаивающе. – “Не поеду. Баста. Десятикилометровый коридор – ничего себе, а? По данным вчерашней разведки. А если его там уже нет? Привезти продовольствие армии Ичкерии? Нет уж, дудки. В конце – концов, служба тыла она потому и в тылу. Пусть спецназ по горам прыгает, наше дело – отчетность. Яйца, рыба, сухофрукты.”

- Ты чего, Серега?

Открыл левый глаз, скосил в сторону. Прапорщик озадаченно изучал его лицо:

- Все пучком?

- Угу. Я – думаю.

- А, - опустился на ступеньку. - Чапай думать будет?

- Угу. Будет.

- Что говорят?

Присел рядом, размял в пальцах сигарету, прикурил от протянутой зажигалки:

- А, что говорят. “Вертушки” не будет, бригада окружена…

- Значит, в колечке всё же наши? – прапорщик сплюнул зло, растер плевок подошвой ботинка. – У меня полвзвода – пацанчики, ссыкунцы, мать их…

- Ладно, Саня. Что уж теперь–то материться. Повидаемся ещё.

- Дай–то Бог. Только не придумали еще войну без потерь.

- Вот именно, - сказал лейтенант своим мыслям. – Ну, что – по машинам?

- И куда?

- Узнаешь, прапор. Со временем.

- Не понял?

- Пошли, - поднялся, затоптал окурок. – Бойцы заждались. Спят, поди.

- А что им…Служба-то идет. И пули не свистят.

- И слава Богу.