Глава 3.

День для ноября выдался неожиданно холодным. Сообразил я это уже на остановке автобуса, куда, обманутый слабым осенним солнышком и подогретый планами мести прибежал без шляпы и перчаток, в легком пальтишке. А на тротуарах, между тем, серебрились кристаллики инея, и ветер, разгоняясь вдоль узкого каньона улицы, рвал лохмотьями пар выдохов болтавших в ожидании автобуса пассажиров.
Странно, что учёные до сих пор не занялись вплотную изучением искривления времени, неизменно возникающего во время ожидания рейсового автобуса. Стрелка липнет к циферблату, а если заглянуть под крышку часов, уверен, колёсики и маятники там едва-едва пошевеливаются, будто смазанные медом. Сигареты, напротив, кончаются в две-три затяжки. Собеседник, если таковой находится, успевает наговорить кучу разных глупостей и надоедает раньше, чем закончится сигарета. Даже птицы летают окрест столь монотонно и предсказуемо, что следить за ними нет никакой охоты. А уж до чего противны попутчики, готовые забежать вперёд, едва откроется дверка и занять последние места! И поглядывают все с лёгкой неприязнью, будто подозревают, что это именно я стащил у них машинку в детском саду…
Стоит ли говорить, что пока приползла ленивая коробочка автобуса, я промерз насквозь, словно курица в рефрижераторе и едва смог переступить с тротуара в салон. Под струями кондиционеров за меня взялась такая дрожь, что пассажиры приняли её за приступ эпилепсии и незаметно освободили вокруг меня места. Я только улыбался им неловко – когда неприятности сыплются на голову, нужно смиренно ждать перерыва.
Но тут на меня навалилась смертная тоска. Содрогаясь от холода, я окончательно осознал, что Лена бросила меня и не вернётся уже никогда. И это слово “никогда” заполнило меня своей бесповоротностью, так что, и думать о чем-то ещё я просто не мог и только повторял печально: ”Никогда… никогда… никогда”.
Никогда она не увидит меня в элегантном и слегка небрежном, какими бывают действительно дорогие вещи, костюме, садящемся в спортивный кабриолет у казино в Монте-Карло. Никогда не обнимет нежно мои сильные мускулистые плечи. Не будет смеяться, глядя в окно на то, как я играю в футбол на лужайке двора с нашими детьми.
Никогда…
Автобус притормозил на остановке, распахнулась дверь, пахнуло холодом, и под мягкий перебор аккордеона хриплый баритон пропел:
- C'est une chanson qui nous ressemble. Toi qui m'aimais et je t'aimais. (Эта та песня, что напоминает нас, Тебя, что любила меня, Меня, что тебя любил(фр.))
Я оглянулся. На тротуаре, у фанерного ящика для подаяний сидел на раскладном стульчике слепой с аккордеоном и пел, казалось, лишь для себя.
И для меня.
- Et nous vivions tous deux ensemble. Toi qui m'aimais, moi qui t'aimais. (И мы жили вдвоем. Ты, любившая меня, Я, любивший тебя…(фр.))
Едва дыша, я поднялся и подошел к двери. Эта старая песня, которая казалась мне плачем неудачника, и над которой я всегда потешался, вынимала из меня теперь душу.
- Mais la vie sépare ceux qui s'aiment. (Но жизнь разлучает влюблённых (фр.)), - пел слепой. –  Tout doucement, sans faire de bruit (Так тихо, без лишнего шума(фр.)).
Я чувствовал, что на глазах моих слёзы, я повторял вместе с ним:
- Et la mer efface sur le sable, Les pas des amants désunis. (И море сотрёт с песка следы бывших влюблённых(фр.)).
И что-то больно кольнуло меня в шею, так что я вскрикнул.
- Простите, - пробормотал незнакомый мне мужчина и быстро, толкнув меня плёчом, соскочил на тротуар.
Инстинктивно я потер ладонью место укола и с удивлением обнаружил на пальце каплю крови. Мужчина, толкнувший меня, бросил монету в ящик слепого и, не оборачиваясь, прошел за угол.
- Эй, ты обалдел, что ли? – крикнул я ему запоздало.
Двери автобуса захлопнулись. Я повернулся в салон – все без исключения пассажиры автобуса глазели на меня с легким осуждением.
“Ты привлекаешь внимание”, - сказал во мне кто-то раздраженно. – “Сядь и притворись спящим”.
Я послушно сел в уголок, прислонил голову к стеклу окна и закрыл глаза. Через пару минут не выдержал, поглядел сквозь ресницы – пассажиры уже забыли обо мне, таращились скучая по сторонам или читали газеты.
“Спи”, - проговорил во мне кто-то снова.
И я уснул.
Проснулся и сразу сообразил - я на своей остановке. Выскочил в закрывающиеся двери, пробежал  за угол и остановился, будто бы любопытствуя книгами в витрине, а на самом деле приглядывался внимательно к появлявшимся из-за угла силуэтам прохожих. Один из них, пожилой азиат в старой потрёпанной толстовке зыркнул на меня подозрительно, потому, едва он прошел мимо, я незаметно, скрываясь за спинами, пристроился за ним в двадцати шагах и прошел почти квартал, пока не убедился, что ему до меня никакого дела нет. После вернулся, сделал пробную петлю у станции метро и, наконец, прыгнул в закрывающиеся двери поезда подземки.
Дальше, от станции метро до самого здания Министерства Здравоохранения и Социальных Служб я вопреки здравому смыслу под ослепляющими ударами ледяного ветра брёл в толпе, хотя обычно пробегал по улице мелкой рысью. Замёрз, конечно, как цуцик, и пожилой охранник на входе, заметив, как я в третий раз промахиваюсь карточкой-ключом мимо прорези замка, отворил мне, проговорил сочувствующе:
- Погода мерзкая, парень.
- Да уж, - только и пробормотал я в ответ.
- Зайди к боссу. Спрашивал уже.
Я только поднял брови и, спустившись в цокольный этаж, где размещался наш департамент, заглянул в приоткрытый кабинет начальника, Эроса Риккардо, носатого итальянца с кудрявой головой, ужасно похожего зубастой улыбкой на комика черно-белого кино Фернанделя.
- Алекс, мужайся, - он стремительно вскочил мне навстречу и поглядел чернющими глазами пронзительно. – Дэна нет больше с нами.
У меня сердце замерло:
- К-как?
И вспомнился вчерашний, весёлый, улыбающийся саркастически Гинзбург, целящийся пальцем в обитателей бара.
- Мне очень жаль, - Эрос сжал моё плечо сочувствующе.
От неожиданности у меня слёзы навернулись:
- Что… как это случилось? – едва выдохнул.
Начальник почесал свой огромный нос и вернулся в кресло:
- Не знаю. Но известно одно - нам будет его не хватать.
- Да, - всхлипнул я.
Это же Данька! Тот самый Данька с которым выпито столько пива, столько разговоров переговорено, мой единственный друг!
- Врачи говорят – не меньше двух недель, - добавил досадливо Эрос.
- Что?
- Перелом ноги, - начальник вздохнул, тряхнул кудрями. - Ах, как жаль, что мы его потеряли! Перед самым отчётом!
- Так он… жив? – переспросил я робко.
- Что ты! Что ты! – замахал руками на меня Эрос. – Как ты мог подумать!
- Я…
- Теперь ты у нас – старший программист, - он открыл ящик стола и протянул мне зелёную карточку-ключ доступа в центр обработки данных. – Будь достоин!
Я не нашелся, что сказать в ответ.
- Отправляйся в хранилище, - скрестил руки на животе Эрос. – Сегодня необходимо обработать выборку за тысяча девятьсот сорок восьмой, мне необходимы все основные параметры. Шаблон возьмёшь в папке на столе своего доброго друга Дэна.
- Где он? – только и спросил я.
- В больнице, где же ещё? – выкатил черные глаза Эрос и снова замахал руками. – За работу, за работу давай, время не ждёт!
В лёгком замешательстве я вышел из его кабинета с ключом доступа в ладони.
“Отлично”, - проговорил кто-то удовлетворённо в моей голове.