Пролог.

Часы приёмной Председателя Комитета Государственной Безопасности Николая Васильевича Крючкова пробили двенадцать. Секретарь, моложавый полковник, покосился на единственного посетителя, ожидающего четыре часа кряду. Полковник работал в здании на Лубянке уже четырнадцать лет, знал по роду службы всех значимых лиц КГБ и советского государства, однако этого мужчину видел впервые. В расписании приёмов, заполненном лично Николаем Васильевичем, значилось лишь звание “генерал”. Вместо “фамилии” короткий штришок. Прочерк.

Все четыре часа, проведённые вместе с “генералом Прочерк”, как секретарь его успел про себя окрестить, прошли в полном молчании. Гость сидел на стуле прямо, не горбился, не закидывал ногу на ногу и всем своим видом показывал, что ожидание в высших кабинетах государственной власти для него сущие пустяки, и он готов просидеть, если потребуется, хоть пару месяцев не вставая. Полковник, привыкший за годы службы по привилегии своей профессии знать всех и вся, был слегка уязвлён таинственностью незнакомца, и потому пытался угадать, поглядывая украдкой, чем же занимается его странный посетитель.

На вид секретарь дал ему лет пятьдесят пять – шестьдесят из-за пепельно-седой шевелюры. Глаз “генерала Прочерк” за темными линзами очков в стальной оправе различить не удалось. Тонкая морщинка между бровей выдавала в нём работника интеллектуального труда. Чистый узкий лоб без единой поперечной складочки показывал, что эмоций удивления или нарочитой задумчивости “генерал” не выказывает, а значит - расчётлив и непрост, привык командовать и действовать, с начальством общается не часто, а если и общается, то не лебезит и не оправдывается, брови притворно не поднимает. Аккуратная причёска с идеальной окантовкой и чисто выбритые щёки говорили о нём, как о профессиональном военном, а значит – любит порядок и уважает требования Устава. Нос показался секретарю неестественно прямым и ровным, без выступов, без горбинки, и, после некоторых размышлений, полковник пришел к выводу, что нос этот был либо многократно сломан и восстановлен хирургами, либо “генерал” пережил не одну пластическую операцию. Тонкие бледные губы, которые посетитель держал несколько напряжённо, свидетельствовали о его решительности и беспощадности. Длинные узкие пальцы без мозолей и загара, с ровными, аккуратно стрижеными ногтями, демонстрировали, что физической работой их хозяин занимается не часто.

Большего полковнику угадать для себя не удалось, и он уже час как подумывал предложить генералу кофе, тем самым спровоцировать на общение и получить для своего физиономического и психологического анализа больше данных, как в четверть первого с ударом часов ожила зуммером кремлёвская “вертушка”.

Секретарь, прежде чем снять трубку, вытянулся в струнку, как делал это всегда при звонках с самого “верха”. Он приучил себя к этому давно и не зря – никто и никогда в Кремле не слышал его ни сонным, ни задумчивым.

Звонил Крючков:

- Он в приёмной?

- Так точно, - скупо отозвался полковник.

- Ждёт?

- Так точно.

- Инциденты были?

Полковник запнулся, соображая, что именно имеет в виду Председатель КГБ, не сообразил и ограничился кратким:

- Никак нет.

- Повезло. Проводите гостя в мой кабинет и можете быть свободны.

- Есть, - произнёс полковник несколько растерянно.

Изменение его голоса не скрылось от Председателя:

- Что-то не так?

Секретарь представил, как он открывает двери святая святых государственной тайны, провожает туда совершенно незнакомого человека и… уходит! Впервые покидает самое главное и самое секретное здание Советского Союза так бесполезно, так обыденно, будто отработавшая своё уборщица, а не старший офицер госбезопасности с голубыми просветами в погонах. Плетётся пустыми коридорами, торчит один на забрызганной дождем остановке, потом едет в ночном поскрипывающем троллейбусе к себе в Черёмушки, а в душе у него – пустота…

- Что-то случилось? – послышался в трубке голос Крючкова.

- Никак нет.

- Валериан Тимофеевич, идите домой, - произнёс вдруг Председатель КГБ, впервые, наверное, за долгий срок совместной службы назвал полковника по имени-отчеству. – Это для вашей же безопасности.

Его обращение странным образом успокоило секретаря. Полковник понял, что ещё нужен руководству, стране, что о нём заботятся, что посетитель его действительно опасен, как может быть опасно всё неподвластное пониманию. Потому полковник пробормотал “слушаюсь” и опустил трубку на рычаг.

Затем деревянной походкой обошел стол, приоткрыл тяжёлую дверь кабинета Председателя, проговорил самым обыденным тоном:

- Прошу Вас, проходите.

И той же деревянной походкой вышел в коридор.

Едва его шаги затихли, гость поднялся. Огляделся, будто только что попал в приемную и остановился у окна. На площади Дзержинского, под самыми окнами дремали, опустив стволы вдоль улиц танки печально известного теперь на всю страну блокпоста номер восемь. Пока дремали.

Вчера, при очередной попытке хулиганов забросать пакетами с краской памятник Дзержинскому и тем самым надругаться над памятью пламенного вождя революции, танкисты открыли огонь на поражение. Была ранена девушка-студентка, скончалась ночью в Бурденко. И сегодня на рассвете в танки полетели уже коктейли Молотова. К полудню были атакованы три блокпоста в Москве и шесть в Ленинграде – революционные традиции северной столицы оказались удивительно живучи.

В связи с ухудшением ситуации в стране ГКЧП СССР собрался на экстренное заседание. Именно там Крючков провел последние восемь часов. И, возвратившись в приёмную, застал гостя у окна.

- Я просил секретаря провести тебя в кабинет, - проговорил он вместо приветствия несколько раздраженно.

Гость не обернулся.

- Объект подтверждён? – только и произнёс в ответ.

- Подтверждён, - глухо отозвался Председатель КГБ.

- Сроки?

- Кратчайшие.

- И зачем ты меня вызвал? – гость усмехнулся. – Не мог передать эти два слова по телефону. Или хотел только чтобы я вышел на поверхность? И увидел своими глазами до чего вы своим демократизмом довели мою Родину?

- Я хотел обсудить с тобой план операции, - Крючков нахмурился начальственно.

- Я не собираюсь с тобой ничего обсуждать, - отрезал гость.

Председатель КГБ поднял брови обиженно:

- Даже так?

- Именно так. Вам прекрасно известно, что я – ваш последний шанс удержаться у власти. И потому ни просьб, ни приказаний вы мне давать не в праве.

Крючков закусил губу. Покачал портфелем с документами в руках, соображая, что же сказать в ответ, и этот портфель подсказал ему верную мысль:

- Ну, хотя бы расскажи как бывшему однокласснику...

Гость повернулся, наконец:

- Что ты хочешь знать?

- Состав группы, хотя бы…

- Трое.

- Как? – опешил Крючков. – Только трое?

- Ты же не хочешь, чтобы ЦРУ знало всё в деталях, как в восемьдесят пятом. Твоя контора, Николай Васильевич уже давно финансируется из-за океана.

- Не правда, - надул губы Председатель КГБ. - У нас достаточно преданных партии офицеров и никому...

- Если бы они у тебя были, - холодно усмехнулся гость. - Разве достал бы ты меня из-под земли?

Крючков нервно поправил очки:

- Но Борис, всего трое...

- Ещё офицеры обеспечения. Только у них узкие задачи.

- Люди надёжные?

- Я, Колобок и один из местных, - и генерал вновь усмехнулся. – Только он ещё об этом не знает.